Выставка достижений народного хозяйства Казахской ССР
На протяжении почти всего ХХ века Казахстан был интегрирован в советское пространство и вместе с Россией переживал все противоречивые, положительные и отрицательные проявления этого беспрецедентного в истории опыта так называемой социалистической модернизации.
Заря революционной романтики, всполохнув в октябре 1917 года, сразу же осветила идеей классовой борьбы все и вся. Но началась широкомасштабная реализация социалистического эксперимента с тотального огосударствления отношений собственности, а именно – с коллективизации сельского хозяйства и индустриализации.
Сталин утверждал, что колхозы создавались для того, чтобы «жить стало лучше, жить стало веселее». Но настоящий смысл повального «обобществления» в тот период заключался совсем в другом. Так называемая «социалистическая индустриализация» требовала огромных накоплений, а колхозы являлись удобным, эффективным и бесконфликтным для государства способом изъять сельскохозяйственный продукт и «перекачать» его в промышленность. Кроме того, узурпировав всю структуру отношений собственности крестьянства, можно было как угодно эксплуатировать «вечно строптивого пахаря».
Закон не позволял людям забирать себе даже небольшую часть урожая – на посев и для самых необходимых запасов. Тех, кто нарушал его, оставляя колосья на полях, не выкашивая хлеб у дорог, арыков, межей, заключали в лагеря и даже расстреливали. Только за первый год действия этого закона в Казахстане были осуждены 33 345 человек.
Но коллективизация не решила проблемы нехватки средств: требовались инвестиции в промышленную модернизацию, росло городское население, которое нужно было кормить. Тогда советское руководство обратило внимание на просторы Казахстана, ведь, высвободив земли из-под природных скотоводческих пастбищ, можно было отвести их под зерновой клин. Именно поэтому в казахском ауле коллективизация сопровождалась силовой кампанией по переводу кочевников и полукочевников на оседлые формы хозяйства: «перевод кочевого аула на рельсы социального прогресса». Была полностью разрушена многовековая система хозяйственного освоения края, на тот момент еще экологически и экономически целесообразная. Уже к 1933 году оседлыми стали около 300 тысяч казахских хозяйств.
Но устранение частно-семейной собственности на скот, масштабные государственные скотозаготовки и высокие налоги обернулись кризисом животноводческой отрасли Казахстана. Всего за четыре года – с 1928 по 1932 – поголовье всех видов скота сократилось в десять раз – с 40 до 4 млн. Такого степь не знала даже во времена самых страшных иноземных нашествий или природных бедствий.
Голод выкашивал казахские аулы. В 1932–1933 годы от него погибло, по некоторым оценкам, приблизительно 1 млн 300 тысяч человек. Еще около миллиона казахов эмигрировали за пределы республики, более 600 тысяч из них так и не вернулись на родину.
Справедливости ради стоит отметить, что индустриализация Казахстана имела и положительные последствия. Она способствовала изменению структуры его производительных сил (на аграрно-индустриальную), наращиванию процессов урбанизации, опосредованно влияла на видимые подвижки в образовательном и культурном уровнях населения, рост кадров рабочего класса и тому подобное.
Но вместе с тем, советская промышленная модернизация носила догоняющий характер. По своим технологическим характеристикам, качеству производственного аппарата (станки, оборудование и прочее) новые социалистические промышленные объекты являли собой вовсе не инновационную волну научно-технической революции, а уже прошлый и даже позапрошлый опыт Запада. Совсем скоро это обернется хроническим технологическим отставанием, экологическими проблемами.
Итак, сталинский «великий перелом» обернулся для крестьянства Казахстана катастрофическими последствиями. Но вместе с этой трагической констатацией нельзя не признать, что опыт советской культурной модернизации в общем-то состоялся.
Нарастала тенденция полной ликвидации массовой неграмотности населения. Наряду с расширением сети школ и техникумов, создавались высшие учебные заведения. В 1934 году открыл свои аудитории Казахский государственный университет. Зарождалась молодая наука Казахстана. В 1932 году была создана Казахстанская база АН СССР, реорганизованная в 1938 году в филиал союзной академии наук (в 1946 году на его базе открылась АН КазССР).
Значительными тиражами издавались казахскоязычные художественные книги, общественно-политические журналы и газеты. Началось становление казахского советского театра, музыкального (в том числе оперного и балетного) и изобразительного искусств, кинематографа. Первые успехи советской казахской культуры были впечатляюще продемонстрированы на Декаде литературы и искусства Казахстана 1936 года в Москве.
Разветвленная культурно-образовательная и пропагандистская инфраструктура, создаваемая государством, служила мощным стимулом этнонациональной самокатегоризации. Современные мифотворцы от истории любят порассуждать о якобы тотальном подавлении Советами этничности и блокировании ими любых импульсов этнонационального самосознания.
Конечно, контроль над этничностью, притом более чем жесткий, имел место. Но в то же время режим осуществлял политику «научения этничности» (по Б. Андерсону), правда, на советский лад. Советский Союз ангажировался как государство с федеративным устройством. Между тем большевики понимали федерализм не как форму территориально-региональной демократии, опирающуюся на гражданские права личности, а в узкоэтническом смысле. Поэтому они использовали в своей практике лозунги не гражданской солидарности, а локально замкнутых этнонациональных коалиций, включаемых в более широкое образование – социалистическое классовое государство.
Естественно, что и Казахстан становился субъектом этой политики. Согласно декрету Совнаркома и ВЦИК от 26 августа 1920 года, образовывалась Казахская автономная Социалистическая Советская Республика в составе РСФСР. Формально государственно-правовой статус Казахстана претерпел существенные изменения. Но в плане реальной федеративной суверенизации республика сохраняла положение территории СССР, все также жестко подчиненной центру.
И понимание войны 1941–1945 годов именно как Отечественной в казахстанской историографии никогда не подвергалось сомнениям. Для казахстанцев – это историческая аксиома, не требующая доказательств. К сожалению, отдельные публицисты на постсоветском пространстве изо всех сил стараются обозначить войну 1941–1945 годов как «чужую войну», как «неоправданную жертвенность» украинского, грузинского, молдавского и других народов за «чуждые интересы» – сталинский режим, Россию и русских. Но 1 млн 200 тысяч казахстанцев, движимые патриотическими чувствами, ушли на фронт (каждый 5-й житель Казахстана). Из них половина – около 600 тысяч человек – не вернулась; 497 сынов и дочерей Казахстана удостоены высокого звания Героя Советского Союза (четверо из них даже дважды).
Кроме того, республика превращалась в мощный арсенал фронта. На Казахстан приходилось 85% союзного производства свинца (из десяти пуль, выпущенных по врагу, девять были изготовлены из казахстанского свинца), 70% – добычи полиметаллических руд, 65% – металлического висмута, 50% – медной руды, 30% – черной меди, 20% – вольфрама, 60% – молибдена. Джездинский рудник на 50–60% обеспечивал потребности Магнитогорского комбината в марганцевой руде (как известно, марганец – необходимый компонент для производства легированной стали, обязательной для изготовления брони). Из каждых 100 тонн молибдена, добывавшихся в стране во время войны, 60 тонн давали металлурги Балхаша.
Дворец культуры им. В.И. Ленина
В годы войны в Казахстан были эвакуированы многие научно-исследовательские институты Академии наук СССР и УССР, научные учреждения Москвы, Ленинграда, Киева и других городов. Здесь трудились выдающиеся ученые-академики: Владимир Вернадский, Владимир Обручев, Алексей Бах, Аксель Берг, Алексей Фаворский, Борис Греков и другие.
Плодотворно работали известные представители творческой интеллигенции страны – Алексей Толстой, Константин Паустовский, Михаил Зощенко, Ольга Форш, Сергей Прокофьев, Рейнгольд Глиэр, Владимир Фаворский, Кукрыниксы и многие другие. Будучи эвакуированными в Казахстан, продолжали ставить спектакли такие прославленные творческие коллективы, как Театр им. Моссовета, Московский театр революции, Московский театр им. Ленинского комсомола, Ленинградский государственный театр эстрады и миниатюр и прочие.
В «золотой фонд» советской кинематографии вошли фильмы, созданные на Алматинской центральной объединенной киностудии (на базе «Мосфильма» и «Ленфильма» и Алматинской киностудии). Здесь работали более 50 киноработников и артистов, среди которых были Сергей Эйзенштейн, Фридрих Эрмлер, Всеволод Пудовкин, Григорий Александров, Сергей Васильев, Иван Пырьев, Эдуард Тиссэ, Николай Черкасов, Михаил Жаров, Любовь Орлова, Николай Крючков, Вера Марецкая и другие. На базе ЦОКСа в 1941–1944 годы были созданы такие известные ленты, как «Секретарь райкома» (режиссер Иван Пырьев), «Она защищает Родину» (Фридрих Эрмлер), «Воздушный извозчик» (Георгий Раппопорт), «Фронт», «Жди меня», «Парень из нашего города». Сергей Эйзенштейн снял в Алматы свой грандиозный фильм «Иван Грозный». Всего на киностудии было снято 23 полнометражные художественные картины, а также короткометражные ленты и киносборники.
После завершения Отечественной войны, вопреки ожиданиям народа-победителя, сталинский режим продолжал обрекать население на страдания, нищенский уровень жизни и полуголодное существование, консервировал общество в аграрно-традиционном социокультурном бытие. Все также продолжались политические репрессии. В Казахстане они проходили под уже отработанными в 1930-х годах лозунгами «борьбы с буржуазными националистами». Ее жертвами стали многие видные представители советской казахской творческой интеллигенции – историки, филологи, писатели.
Хрущевское руководство началось с обличения культа Сталина (но отнюдь не сталинизма) и реформации сельского хозяйства. Изменения в «аграрной» концепции реализовывались и в Казахстане. Объемы капиталовложений в сельское хозяйство нарастали здесь даже еще более стремительно, чем по стране в среднем (в значительной мере это объяснялось «ставкой на целину»). В 1953–1958 годах они увеличились по сравнению с 1946–1952 годами более чем в четыре раза.
Поворот «лицом к деревне» дал некоторые ощутимые результаты, причем, неожиданно для руководства страны, почти мгновенно. Но вряд ли принималось во внимание, что интенсификация суть не просто наращивание капиталовложений, энергетических мощностей, численности поголовья скота, посевных площадей и даже увеличение выпуска продукции, а именно повышение эффективности производства. В контексте же этого, решающего, критерия экономика СССР не шла ни в какое сравнение с экономиками развитых капиталистических стран.
В начале 1950-х годов страна продолжала испытывать достаточно острый продовольственный кризис. Новое руководство, ведомое привычной идеологией экстенсификации, взяло курс на освоение целинных и залежных земель на Востоке страны. При этом наиболее масштабные распашки предполагалось осуществить на севере Казахстана. С этого времени именно целина становится наиболее зримым символом восприятия образа края.
Во многом благодаря целине Казахстан стал входить в так называемый зерновой пояс Земли – довольно узкую полосу в Северной Америке (Север США и Канада), в Европе (Франция, Украина, юг России) и в южном полушарии (Аргентина и Австралия). Именно эти страны контролируют мировой рынок зерна. Вследствие включения в хозяйственный оборот целинных распашек в Казахстане стало производиться на душу населения от 1,5 и более тысяч кг зерна. Между тем, согласно мировой практике, для снятия продовольственной проблемы достаточно иметь показатель в пределах 1 тысячи кг. Более того, Казахстан входит в десятку ведущих мировых экспортеров зерна и муки.
Но все это сегодня. В условиях же советской нерыночной, администратино-командной и экстенсивной экономики целина не могла, разумеется, дать подобных эффектов, и даже, напротив, обнаруживала негативные проявления. В частности, для нее была характерна ярко выраженная экологическая иррациональность. Так, уже к 1960 году в Северном Казахстане было подвержено дефляции более 9 млн га почв, что равнялось тогда примерно всей сельскохозяйственной площади такой страны, как Франция.
Что касается экономической целесообразности целины, то этот аспект трудно иллюстрируется, поскольку такие подсчеты советская статистика просто не вела. Поэтому вряд ли кто точно знает, какова действительная цена экономических издержек легендарных казахстанских миллиардов пудов хлеба.
Аппаратный партийный переворот, осуществленный в октябре 1964 года, стал финалом насыщенного противоречивыми исканиями и борениями, надеждами и утраченными иллюзиями хрущевского периода.
Новые лидеры страны, игнорируя утопичность коммунистической системы, пытались решить проблему кризиса путем изменения отдельных фрагментов экономических отношений, не затрагивая при этом их фундаментальной основы – отношений собственности. Естественно, что такая методология уже изначально обрекала реформы на провал, но они все же смогли несколько «взбодрить» экономику: выросли показатели среднегодового роста промышленности и сельскохозяйственного производства, валового продукта и национального дохода.
Достаточно динамично шли в 1965–1985 годах индустриализационные процессы в Казахстане. Он превратился в один из развитых промышленных регионов СССР. По объему ВВП республика занимала 3-е место в СССР (после России и Украины). Здесь находилась одна из основных баз цветной металлургии страны, действовали обширный топливно-энергетический комплекс, развитая химическая отрасль, угледобывающая промышленность, имелся огромный (даже по мировым стандартам) потенциал нефтедобычи.
Промышленное развитие вызвало рост численности городов. В 1970 году впервые в истории народонаселения Казахстана удельный вес городских и сельских жителей уровнялся, а с 1980-х годов горожане стали преобладать в структуре населения республики.
Из приведенных выше данных, взятых из статистических народнохозяйственных отчетов, вырисовывалась достаточно благополучная картина развития промышленности, цифры говорили о ежегодном перевыполнении планов почти по всей номенклатуре производившейся в стране продукции, поэтому общество не замечало даже явных симптомов кризиса.
Между тем «ползли в заоблачную высь» и графики импорта соответствующих товаров. Такая симметричность тенденций могла означать только одно: производя огромнейший объем продукции, страна испытывала острый дефицит ее сортамента и качества.
Что касается аграрного сектора, то здесь темпы роста валовой продукции были, мягко говоря, не адекватны нараставшим из года в год затратам. Так в самые благополучные 1966–1970 годы динамика роста сельскохозяйственного производства была зафиксирована на уровне 28%, но уже в 1971–1975 годах – 15%, а в 1981–1985 годах – 0,1%.
Таким образом, огромный и разнообразный комплекс мер, постоянно поглощавший гигантские ресурсы, периодически встряхивал экономические структуры, но не сообщал им поступательного движения. Говоря образно, структуры, созданные в ходе масштабного социального эксперимента, испытывали сильнейшую аритмию, которая выписывала кардиограмму, близкую к предынфарктному кризу.
Вывести общество из застоя (пока еще слово «кризис» не упоминалось) предполагалось с помощью горбачевской политики «перестройки». Обновление производственного аппарата, борьба с пьянством, укрепление дисциплины должны были привести к быстрому росту производительности труда и, следовательно, ускорению общественного развития. Между тем, при отсутствии рыночной экономики, и конкурентной состязательности эти «ускорительные» инновации оставались не более чем иллюзией.
В аграрной сфере возможность ускорения виделась во внедрении достижений НТР, новых технологий и других факторов интенсификации сельскохозяйственного производства. Как подчеркивал Михаил Горбачёв в своих выступлениях в Целинограде (ныне – Астана) в сентябре 1985 года, эти моменты способны сообщить сильнейший импульс колхозно-совхозной системе, потенциал которой якобы огромен.
Однако при этом забывалось, что колхозники и рабочие совхозов, отчужденные от средств производства и результатов труда, были в принципе безразличны к общественному хозяйству и рассматривали работу как своеобразную барщину. В рамках такой мотивации говорить о сколько-нибудь серьезной интенсификации было излишне самоуверенно.
Антиалкогольная же кампания, помимо нарастания дефицита госбюджета, привела еще и к варварскому уничтожению так называемых потенциальных источников производства алкоголя. В окрестностях Алматы – «Города яблок» – были выкорчеваны обширнейшие фруктовые сады и виноградники, плантации плодово-ягодных насаждений, былые площади которых до сих пор не удается восстановить.
Еще в самом начале «перестройки» была декларирована официальная установка на «всемерную демократизацию всех сторон общественной жизни» и политику «гласности». Однако трагические события в Алматы в декабре 1986 года показали, что в рамках существовавшей социально-политической системы все это было не более чем очередным прожектом: Михаил Горбачёв освободил от должности многолетнего партийно-государственного лидера республики Динмухамеда Кунаева и назначил на его место Геннадия Колбина, работавшего до этого момента в Ульяновской области.
Это был первый прецедент в тогдашнем СССР, когда во главе национальной республики поставили человека, никогда не жившего в ней и не представлявшего титульного этноса. Такая акция болезненно ущемляла достоинство казахского населения, вызывала чувство обиды, ибо была воспринята как публичное проявление недоверия народу и его представителям. Вкупе с очевидными провалами в социальной и национальной политике, экономике, нараставшей маргинализацией молодежи и прочими негативными явлениями, это дало мощную этнонациональную мобилизацию, вызвало импульсивный всплеск открытого недовольства.
Студенческая и рабочая казахская молодежь вышла с протестными лозунгами на центральную площадь и улицы города, но митинг был жестоко подавлен. Алматинские события тут же окрестили как проявление «казахского национализма», несмотря на то, что какие-либо националистические или антирусские призывы абсолютно не имели место (напротив, произносился лозунг: «Пусть будет русский, но свой, казахстанец!»). Тем не менее, вся республика в одночасье была ввергнута в стужу межэтнического отчуждения, взаимных обид и непонимания, унижения и морального оскорбления. К счастью, народы всегда мудрее политиков. И отнюдь не благодаря, а вопреки политикам исторически традиционная межэтническая толерантность, свойственная казахстанцам, стала постепенно восстанавливаться.
Тем не менее, Казахстан до последнего стремился поддержать возможность сохранения СССР на новых демократических и социально-экономических принципах. Но исторический лимит был утрачен: советский поезд пришел к тупиковой станции. А независимый Казахстан, как и другие республики СНГ, вступил на трудный путь подлинной социально-экономической и политической модернизации.
